Политический Эксперт

Художественный руководитель театра «Модерн» Юрий Грымов приступает ко второй части трилогии «Антихрист и Христос». После личности Петра I он исследует Леонардо да Винчи. О божественном и дьявольском, о создании взрывного устройства и прослушке, а также конфликте Леонардо и Микеланджело мы поговорили с режиссером. Фото: АГН «Москва» — «Леонардо» — вторая часть трилогии «Антихрист и Христос». Первая — «Петр I» — получилась такой сегодняшней, без спекуляций на актуальности. Теперь я двигаюсь дальше, то есть глубже — мы уходим из XVII века в XVI, но время не так важно для меня. Важно другое — как в одном человеке уживается божественное и дьявольское в соотношении 50х50? Так было у Леонардо. — Применительно к фигуре Леонардо да Винчи — конкретно что имеешь в виду? — Леонардо одной рукой рисует картину «Тайная вечеря», а другой изобретает мину. Мины как взрывные устройства существовали и до него, но Леонардо интересовало, как сделать так, чтобы они поражали как можно больше людей. Тогда же он изобретает дионисово ухо — такую систему каналов, которая позволяет слушать через стены, что говорят в других помещениях. Вот я слушаю сегодня наших политиков, дипломатов, и их риторика меня ужасает. Они говорят: «Война, война», и при этом все забывают, что эта война не за столом, не за компьютером, где можно перезагрузиться, а будут гибнуть живые люди, тысячами и даже миллионами. Это страшно, потому что уже существует. Так вот, Леонардо для меня не художник, а некий алхимик: он сознательно отказался от отношений — от дружбы, любви, не хотел это смешивать с искусством. Он и влюбился-то в Джоконду только к концу жизни. Три недели рисовал только бровь, а общую картину — три года. Три года общения и контакта, но это к концу жизни. И параллельно с написанием великих картин он создал публичный дом и придумал такую систему комнат и коридоров, в которой женщины и клиенты, которых они обслуживали, не встречались бы между собой. А рядом существовал Микеланджело, которого я обожаю. Тот — художник от Бога, а не алхимик. То, что Леонардо мог нарисовать за год, Микеланджело делал за три дня. И, конечно, я прописываю их конфликт. И Микеланджело, как и многие, считал Леонардо предателем. — Почему такие обвинения? — В Италии шла гражданская война между Флорентийской республикой и Романдией, где правил Цезарь Борджиа. Так вот, Леонардо, когда служил в Борджиа, передал ему рисунки укрепления Флоренции, за что Микеланджело и назвал его предателем. — Какое литературное произведение лежит в основе будущей постановки? И используешь ли ты какие-то документы, к которым обращался при создании «Петра I»? — Я беру исторический роман Мережковского «Воскрешение Бога. Леонардо да Винчи» (впервые напечатан в 1900 г. — М.Р.). Но поскольку Мережковский не очень-то был погружен в личность Леонардо (в отличие от эпохи и личности Петра), то мы с драматургом Андреем Шишовым пишем свою инсценировку. Плюс используем материалы из книг о Леонардо и Микеланджело, о которых писали их современники. В этой истории у меня также есть Рафаэль — он третий участник и третий взгляд на служение искусству. — Поскольку речь пойдет об искусстве, картинах, скульптурах и их творцах, какими средствами ты намерен воплощать их в театре? Ведь это не кино, у которого неограниченные возможности. — Конечно, я не буду показывать репродукции картин, потому что я — противник рассуждений об искусстве людей, которые пролистали несколько альбомов или прослушали парочку-другую лекций и на этом основании считают себя искусствоведами. Я много ездил, видел, общался, у меня достаточно серьезных консультантов. При постановке в театре «Леонардо» меня интересуют светопись и тень. Ее значение я понял еще в кино, и там тень была мне в помощь. Это телевидение и ютуб-каналы борются с тенью, в то время как живопись и большое кино все время работают с ней. — Уже известны актеры на роли гениев эпохи Возрождения? — Пока не могу сказать — идет распределение, но это точно актеры театра «Модерн». А вот на роль Джоконды я объявлю кастинг. Ведь Джоконда ушла в фольклор, став сувенирами, майками, сумками, интернет-мемами. И это не может быть просто типаж — нужна только профессиональная актриса. В моей версии Леонардо признается ей в любви, она уезжает с мужем в другой город и не возвращается — там умирает. А он уже понимает, что неправильно жил, что нужно быть открытым миру, как Микеланджело. — Какая любовь? Какая Джоконда? Есть мнение, и достаточно устойчивое, что Леонардо был гомосексуалистом. Джоконда все-таки любовь или модель? — Скорее всего, он был нарцисс, а не гомосексуалист. Он настолько был погружен в создание портрета Джоконды… Он писал его мельчайшими слоями краски — двадцать микроскопических слоев только на одном лице. Не надо забывать, что в тот период художники сами изготовляли краски, и Леонардо в этом превзошел Микеланджело. Но из-за своих амбиций он же и погубил «Тайную вечерю»: после его смерти картину семь раз перерисовывали. Он ошибся — нельзя было в такой технике рисовать фреску, и Микеланджело его об этом предупреждал. Он вообще много ошибался, потому что был алхимиком, а не художником. Неприлично повторять, как Леонардо описывал, например, половой акт. — Прости, не в курсе. Как он описывал половой акт? — Он описывал контакт с женщиной как алхимик. Как мог бы это сделать инопланетянин — совершенно бесчувственно, без какого-либо придыхания, эмоции. И это реально существующее описание. Не надо забывать, что у него было много учеников, но многие из них от него отказались. Один даже покончил жизнь самоубийством, поняв, кому он служил. — Главные герои — художники, вошедшие в мировую историю и во многом определившие ее. Их творческий конфликт — тоже повлиял. Твой спектакль — это манифест? — Да, манифест и мое отношение к искусству вообще. Я читаю манифесты, высказывания разных современных режиссеров о том, каким должен быть театр, а посмотрев их спектакли, не вижу декларируемого. То же самое было и у Леонардо — много слов, концепций, а на деле… — А тайные ремесла? Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда… Таинственная плесень на стене… — Ахматовская фраза больше относится к Микеланджело, чем к Леонардо, который для меня — аптекарь. Все по полочкам разложил, красочку замешал… И сегодня таких режиссеров немало. Но я люблю художественное заблуждение — оно же высказывание. — Но дьявольское же — из тьмы, из бездны. Какой тут расчет? — А я считаю, что дьявол сам и есть расчет. Леонардо все посчитал, пытается быть Создателем и таким образом становится на одну линию с Богом. Но Господь наделяет тебя талантом, возможностью творить и высказываться, через тебя это делает, а ты начинаешь все рассчитывать. Значит, дьявол в ухо нашептывает. Сейчас я возвращаюсь в Москву. Инсценировка готова, и начинаем работать. Как и в «Петре I», в «Леонардо» будет много действующих персонажей, и, надеюсь, к концу весны все сложится. — В общем, как я понимаю из нашего разговора, ты озабочен глобальными проблемами мира, творчества, но не рефлексиями, из которых в том числе рождается искусство. — Для меня сегодня очень важны глобальные проблемы. Я вижу, как они находят отклик у зрителей. А мелкотемье не для меня. И, кстати, о Леонардо: он очень спокойно относился к тому, как на его глазах инквизиторы сжигали его же картины, разрушали его скульптуры. Все были удивлены, даже включая тех, кто это уничтожал. Он не сходил с ума, не дрался — как это возможно? Ведь искусство — это часть тебя. И за свое искусство надо биться.